Молодой человек, худой и длинный, как две вертикально склеенные шпалы, размашисто бежал по широкому полю. Он бежал очень коряво, но, в силу большого размаха длинных жилистых ног, достаточно быстро. Лицо его с недавних пор покрывали прыщи.
Даже со стороны было видно, насколько сильно его тошнит. Студенты, собиравшие картошку, временно отложили работу. Вёдра побросались на землю, узкие с похмелья глаза следили за товарищем, с удовлетворением отмечая, что вот - на его месте мог бы быть и я, но ведь нет, сегодня нет...
"Добежит ли до леса?" - ответ на этот вопрос не был ясен. Тут же заключались молниеносные пари. Даже тракторист остановился, высунулся из кабины и с туповатым интересом следил за молодым человеком.
- Не добежал Борька, - с сожалением констатировал Лохов, напарник молодого человека; ибо бежавший вдруг остановился, согнулся пополам и отдал сырой земле то, чем вчера ему пришлось закусывать. - Не добежал... Ну, ничего - теперь легче будет.
- Борька! Может, похмелишься? - прикалывались с грядок более опытные бойцы. - Выпей рюмку - легче будет!
Однако лежавший лицом вниз Борис в ответ нервно тряс коротко остриженной головой.
Вечером Борис немного оправился от головной боли с помощью таблетки аспирина Упса. Он лежал на кровати в сапогах и курил. На полу плотно лежали окурки прошедших дней. В углу стояли бутылки - вчера была генеральная уборка, и бутылки, разбросанные по всей палате, были составлены в угол. На полу перед входом лежал матрас - об него входящие вытирали сапоги. Из матраса доносился запах прокисшей каши.
Тут в дверь постучали.
- Войдите, - Борис сумел превозмочь ненависть к любого рода гостям и придал голосу нейтральное выражение. - Войдите.
Дверь открылась. На пороге толпились люди. Среди них он узнал кое-кого из вчерашних собутыльников. Выглядели они отвратительно. Наверно, так же отвратительно, как он сам.
- Ну что, Борька, ты как сегодня? Мы сейчас в посёлок, только денег соберём и идём... У тебя есть чего-нибудь?
Тут лицо Бориса потеряло связь с тем, что им обычно управляло, и приняло такие формы, что гости быстро закрыли дверь со стороны коридора.
"Ну и пьют люди," - думал Борис. - "Как же так можно, целыми ночами? А потом с утра ещё и работать..."
Вскоре он заснул. Однако примерно через два часа проснулся от того, что в соседней палате ожесточённо пели хором какую-то туфту. Он попытался заснуть снова, но пение только усугублялось, и отключиться не было никакой возможности.
Тогда Борис встал, открыл дверь и пошёл разбираться. Благо одеваться было не нужно - сапоги он в последний раз снимал в предыдущую субботу, когда ездил в город; а без ватника спать было уже холодно: осень.
Веселье в соседней палате было в самой верхней точке. Беспорядку там было немного меньше, и, кроме того, было даже некое праздничное убранство.
В бутылках из-под спирта стояли еловые ветки. Под потолком висели гирлянды из рублей и трёшек, нанизанных через серединку на ниточку. На окне и кроватях красовались надутые шариками презервативы. Кроме того, был погашен свет, но зато повсюду горели самостийные свечки из пробочек со спиртом. На коленях у некоторых из вчерашних собутыльников сидели девушки.
- О-о-о, Новиков проснулся, - обрадованно загудели сидящие, - давай, заходи, Борька... дайте стакан ему... да как нету, да вон у Ежа возьмите, он уже всё...
Позориться перед девушками не хотелось. Пришлось выпить, закусив хлебом с бутербродным маргарином, и разбодяженный спирт прошёл на удивление хорошо. Стало тепло, уютно, сидящие стали вдруг родными и близкими, окончательно ушла головная боль. Жизнь вновь приобретала радужные цвета...
