 |
A Hard Day’s Night
Я поднимаюсь по ступенькам на 4 этаж. Никак не могу запомнить, на
какой мне этаж. То ли пятый, то ли четвертый. Но вот я уже у двери
своей студии, и я знаю, что это именно моя дверь, так как на ней моим
почерком нацарапано слово "тут". Левой рукой я достаю из правого
кармана ключ, так как в правой руке у меня новое, только что купленное
в супермаркете внизу зеркало для ванной. К тому же, моя правая рука
вся перебинтована и болит. Гм... Можно сказать, что это
производственная травма. Я устало ухмыляюсь. Я поворачиваю ключ и
открываю дверь. Я вхожу. В моей комнате довольно темно, ее освещают
только последние лучи заходящего солнца, пробивающиеся сквозь плохо
закрытые жалюзи. Ужасно хочется пить. Я беру одну из стоящих на полу у
двери бутылок пива, открываю ее умелым движением о дверную ручку и
делаю несколько жадных глотков. Пиво теплое и противное. В силу моей
профессии мне часто приходится менять квартиры, и я так и не
удосужился купить мало-мальский холодильник, чтобы держать там пиво и
лимонад. Я выливаю остаток на пол. Осторожно, боясь поранить и без
того больную руку, я ставлю зеркало на пол у стены. Я поднимаю жалюзи
и смотрю в окно, прислонившись к холодному стеклу лбом. Мое окно
выходит на кладбище. Это единственное кладбище в этом убогом
городишке. Может быть, это и не самое удачное место для жилья, но это
как раз то, что мне нужно. По кладбищу двигаются три... нет, уже
четыре процессии. Все как обычно. Мужчины в черных костюмах и
галстуках. Женщины в темных шляпках и платках. Заплаканные и ничего не
понимающие маленькие дети. Не понимаю, зачем их таскают сюда. Я смотрю
этот спектакль каждый день. Все повторяется в точности не зависимо от
времени года и суток. Временами мне даже кажется, что это актеры,
нанятые кем-то специально, и репетирующие один и тот же акт под моими
окнами. Первые два гроба уже опустили в землю. Запел негр. Громко, но
красиво. Сейчас вон те, что справа, начнут бросать цветы. Ну точно.
Вот они идут вереницей один за одним. Я опять устало улыбаюсь. Я вижу
свое отражение в стекле, и мне становится неприятно и странно. Такое
же глупое выражение лица было сегодня у этого малого перед тем, как я
убил его. Бедняга, хм, он даже не понял, что с ним происходит. А эта
его шлюшка с визгом выпорхнула из номера, не успев накинуть на себя
даже простыню. Дура. Мне-то она была не нужна, но времени с ней
объясняться у меня не было. Мне надо было еще потрудиться над ним. И
приготовить улыбку для портье...
Я захожу в ванную и вешаю новое
зеркало, потом старательно собираю веником осколки с пола и выбрасываю
в мусорное ведро. Нет, вот еще несколько мелких осколков в углу. Не
поранить бы ноги с утра. Я смотрюсь в зеркало; при виде моей небритой,
усталой и вспотевщей хари мне хочется плюнуть в нее. Но вместо этого я
начинаю бриться. Я всегда делаю это аккуратно и тщательно. Я аккуратно
вытираю лицо полотенцем и снова смотрюсь в зеркало. Ну вот, теперь
гораздо лучше. Но мое лицо смотрит не меня по-прежнему глупо и устало.
У меня упять сухо во рту. С размаху я бью левой рукой по зеркалу, и
оно разлетается на мелкие кусочки. Черт, я опять порезал всю руку. Я
неспешно достаю их шкафчика бинт и первязываю кровоточащие пальцы. Мне
душно, но этого пива я больше не хочу. Я открываю воду в ванной. Вода
прибывает быстро, и вот, она уже льет через край, просачиваясь сквозь
плитку на полу и, наверное, уже капает с потолка у соседей. Я снимаю
ботинки и залезаю в ванну прямо в костюме, не раздеваясь. Вода
выливается на пол еще больше. Плевать я хотел на их порядки, завтра
меня уже тут не будет. Завтра я получу у Тома деньги, и вечером же
уеду отсюда. Найду себе какой-нибудь домик на западном побережье. Буду
жить там один, ловить руками рыбу и читать старые номера NewYork
Times. Да, я, наконец, куплю себе такую же трубку, как у Тома. Я
намыливаю правый карман пиджака. Странно, откуда взялась эта
двадцатка? Какого черта я не обнаружил ее раньше, я мог бы выпить
холодного пива в баре внизу. А теперь она вся намокла и не годится уже
ни на что. Ну, разве что, чаевые кому дать... С купюры на меня смотрит
совершенно мокрый и потрепанный президент Соединенных Штатов. Его
глаза опять напоминают мне лицо этого ублюдка. Да, его не будут
хоронить у меня перед окнами. Никто даже не найдет ни одной части его
расчлененного тела. Я задумываюсь о том, как странно все происходит в
этой жизни. Я видел из своего окна похороны десятков человек, к
которым не имел ни малейшего отношения. Но я никода не увижу похорон
того одного, в жизни которого я сыграл, будем так говорить,
определенную роль. Вероятно, сценарий его похорон не укладывается в
возможности этих бездарных артистов в черных костюмах и черных шляпках
и платках. Мне кажется, что у меня отнимают... нет, уже отняли что-то
очень дорогое и важное. От этой мысли мне становится так плохо, что
хочется вылезти из ванны и разбить к чертовой матери это дурацкое
зеркало. Но я вспоминаю, что только что я уже это сделал. Почему все
происходит так по-скотски?.. Я снова улыбаюсь и внезапно кричу во весь
голос "СКОТЫ-Ы-Ы-Ы!". С минуту вся ванная гудит "Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы...".
Снова запел негр. Резким движением я провожу лезвием по запястью, и
тотчас вода вокруг становится безнадежно алой, как распустившаяся
роза.
Внезапно за окном начинает причитать женщина.
Завтра я буду уже там, и она сыграет для меня.
Евгений Подгурский
|
|
|
|
